Притчи о жизни цитаты, афоризмы, статусы, фразы со всего мира

Обширная коллекция цитат, афоризмов, высказываний из множества источников по теме Притчи о жизни от самых разных авторов. Ищете красивый афоризм для своего текста? Хотите использовать умную цитату в важном разговоре? Или просто желаете поставить красивый статус вконтакте или инстаграме? Тогда используйте наш список цитат про Притчи о жизни сформированный на этой странице.

В Одессе сапожника заменял биндюжник. Это не значило, что биндюжник починял ботинки, нет . Он, как ему и положено, ездил на своих длинных и плоских телегах — биндюгах, предназначенных для перевозки тяжелого груза. Но если где-нибудь в другом городе кто-то ругался, как сапожник, или сморкался, как сапожник, то в Одессе он ругался и сморкался, как биндюжник. Так здесь было принято говорить. В слове «биндюжник» было что-то дюжее, поэтому он представлялся мне большим и сильным человеком. Жаль, что он ругался и сморкался, как сапожник, подавая нехороший пример людям дошкольного и младшего школьного возраста. Недаром само слово «биндюжник» было с позором изгнано из русского языка, который всегда очищался от подобных слов, позволяя себе расслабиться только в Одессе. Я мечтал встретиться с биндюжником, посмотреть на его манеры и послушать, как он ругается. Но биндюжники в мое время попадались довольно редко. Это была вымирающая профессия , память о которой, как о динозаврах, сохранилась со временем только в языке: — Ну, ты прямо какой-то динозавр! И выражаешься, как биндюжник! Биндюги все больше вытеснялись грузовыми машинами. И в одной из таких машин в июле сорок первого мы выехали из Одессы на восток . В кузове полуторки, кроме нас, ехало еще человек двенадцать. Все это были мужчины , могучие, как биндюжники, но не биндюжники, а работники областного масштаба. Они ехали на восток , хотя главное их мужское дело было на западе. Вид, однако, у мужчин был такой, словно главное их мужское дело было на востоке. Словно они всей душой рвались на фронт, но в данный момент себе не принадлежали. И чемоданы их себе не принадлежали: по каким-то высшим стратегическим соображениям они должны были быть доставлены на восток . Понимая неубедительность своего положения, мужчины говорили о войне. Они ехали от войны, но говорили о войне, и этим будто себя оправдывали. «Мы ему Одессу не отдадим!» — говорили они, приобщая себя к тому, что в данный момент происходило в Одессе. Конечно, как быстро ни шла машина, мужчинам военного времени никуда не уехать от войны. Но они тогда этого не знали. Им, работникам областного масштаба, казалось, что масштаб их кончается где-то далеко-далеко, там, куда они сейчас ехали. Шофер затормозил и выглянул из кабины. — Мотор перегревается, — сказал он, — нужно сбросить часть груза. Мужчины переглянулись, потом их взгляды сошлись на нас. — Может быть, что-нибудь из вещей? — сказала наша мама. — Зачем же вам выбрасывать свои вещи ? — наставительно возразил один из мужчин. — Нам бы только доехать... — А вы и доедете. Вас подберут. Это нас не подберут, а вас подберут. Чтоб женщину с двумя детьми — и не подобрали! Остальные молчали, и лица у них были недовольные. Им не нравился этот разговор. — Вы не можете здесь ехать, — убеждал маму тот, который добровольно взялся отстаивать общие интересы . — У нас машина особого назначения. Назначение машины было одно: поскорее удрать от немцев. — Скорее там разбирайтесь! — торопил шофер. Мужчины начинали сердиться. Они сердились оттого, что были мужчины , и им хотелось быть сильными и мужественными в глазах этой единственной женщины , а они не могли, потому что у них были срочные дела на востоке. Нам помогли высадиться. Машина уехала, а мы остались стоять у дороги. Никто не спешил нас подобрать: все машины шли переполненные. Было уже совсем темно, когда рядом с нами остановилась длинная плоская телега. Биндюг! — Что вы здесь делаете, женщина, в такое время ? Садитесь, мне как раз в вашу сторону. Он не был похож на биндюжника. В нем не было ничего дюжего — худосочный такой старичок. За всю дорогу он ни разу не выругался и ни разу не высморкался. Он посадки нас на свою телегу, а сам, прихрамывая, пошел рядом, потому что он жалел лошадей.Теги: Феликс Кривин // Притчи о жизни //

Вода вытекала из трубы и, пробежав по длинному деревянному желобу, падала с высоты, достаточной, чтобы считать ее водопадом. Можно было считать ее водопадом, любуясь ею со стороны, а можно было лечь в желоб и дотечь по нему вместе с ней, а потом рухнуть вниз головой с высоты нескольких метров... Тогда можно было почувствовать то, что чувствует водопад... В то лето я был водопадом. Мы ложились животами на плоское дно желоба, протекали по нему и падали... как мы падали! Это было лучшее из всех падений, какие мне пришлось в жизни испытать. Я никогда не был ветром, — наверно, это тоже замечательно. Дуешь и летишь. Сам дуешь и сам летишь — сам себе ветер и парус. Я никогда не был громом, снегом, дождем... Но водопадом я был. Это удивительное ощущение. Быть дождем, ветром или даже просто шорохом, запахом на земле удивительное ощущение. Быть природой великолепно, хотя, наверное, нелегко. Тянуться к небу деревом или малой травинкой — сильное ощущение. Возможно, даже более сильное, чем косить и рубить дрова.Теги: Феликс Кривин // Притчи о жизни // ощущения // природа //

В притче все обладают одинаковым голосом, и немой камень может сказать не меньше, чем разговорчивый попугай, а крохотный муравей может нести большую мысль, чем целый караван верблюдов. Так и в жизни — самые незначительные события говорят порой не меньше, чем выдающиеся, и даже отсутствие событий непременно о чем-то говорит. Допустим, я не был в Новой Зеландии. Этот факт не менее серьезный и наводящий на размышления , чем то, что вы многократно там побывали. Почему я там не был? Не хотел? Не мог? Или, может быть, в это время я был на Мадагаскаре? В моем случае ответов много, а в вашем только один: вы были в Новой Зеландии. И, подобно тому, как травинка в притче, не сходя с места, может сказать не меньше, чем орел, облетевший свет , — так и простые события простой жизни могут сказать о чем-то совсем не простом. Потому что жизнь — весьма непростая вещь, как бы просто она ни выглядела.Теги: Феликс Кривин // Притчи о жизни // жизнь // рассказ //

Была у меня в детстве мечта — побывать на станции Миллерово. Каждое лето я садился в поезд Одесса — Миллерово, ее ехал только до станции Первомайск. Потому что в Первомайске у меня жила бабушка , а в Миллерове у меня никто не жил. Но если садишься в поезд Одесса — Миллерово, хочется доехать до самого конца, а не сходить в начале пути в городе Первомайске. Что-то подобное я испытал, когда, уже взрослым человеком, летал из Одессы в Киев на самолете Одесса — Владивосток. Даже как-то неловко было выходить в Киеве. Сосед мой летел во Владивосток, мы только начали разговор, рассчитанный до самого Владивостока, — и вдруг — извините, — я выхожу в Киеве. Но однажды чуть не осуществилась моя мечта и я чуть не доехал до станции Миллерово. Тогда все люди поехали не туда, где у них кто-то был, я туда, где у них никого не было. Все поехали, сами не зная куда. Поезд Одесса — Миллерово уже не ходил, мы поехали на машине, потом на телеге и только с телеги пересели в поезд, который тоже не шел до станции Миллерово. Мы доехали сначала до Запорожья, потом поехали на Ростов, а от станции Аксай было уже совсем близко до станции Миллерово. Ехали мы в вагоне, в котором раньше возили лошадей. А назывался вагон телятником. Места вое лежачие, на полу, не лежать нельзя: слишком много народу. Туалета, конечно, для лошадей не построили, а для людей туалеты — прямо среди степи. Остановится поезд, народ высыпет в эту голую степь, где даже негде спрятаться но нужде человеку. Отбегут подальше — но так, чтоб обратно успеть добежать, — женщины присядут, будто копают картошку, мужчины маячат во весь рост спиной к поезду, будто их выслали в дозор. Поезд с места двигался медленно, чтоб все успели вскочить. Кто успел успел, кто не успел — так посреди степи и остался. Надо было еще свой вагон найти. Вагоны-то все одинаковые, так что надо соседей в лицо знать. Сейчас годами в одном доме живешь и не знаешь, с кем живешь, а тогда так было нельзя: отстанешь от поезда . Ехали все до конца, чтоб подальше уехать. Куда — у пассажиров не спрашивают, поезд сам знает, куда ему ехать положено. А пассажиру одна забота: в поезде сиди, в степи присаживайся, а ложись только во время бомбежки. Отбежал от поезда , полежал, но и здесь не зевай, чтоб не отстать от поезда . Люди быстро сближались в этих вагонах для лошадей. Прямо как одна семья . Да что семья ! В семье пока сблизятся, десять раз разойдутся. А тут расходиться некуда. От вагона своего не уйдешь. Что еще сближало людей, так это то, что у них не было отдельных разговоров. Двое говорят, остальные слушают. А то и сами вступают в разговор. А если в этот не интересно, вступай в другой разговор. Или послушай, что говорят другие. Удобный был поезд. И для лошадей, и для людей. Едешь в нем, и всю дорогу тебе что-то рассказывают. Ну, не тебе, понятно, но все равно что тебе. А поезд — тук-тук-тук! тук-тук-тук! — будто стучится из войны в мирное время . Дескать, вспомните, люди , как вы тогда ехали в вагонах для лошадей. Как вы тогда жались друг к Другу. Что ж вы теперь от людей отворачиваетесь, что же их лиц, таких близких, не замечаете? Ой, глядите, отстанете от поезда — трудно будет догонять!Теги: Феликс Кривин // Притчи о жизни //

Я дрался в жизни один раз, да и то не с тем, с кем следовало. И вовсе не потому, что не встречал людей, с которыми следовало подраться. Таких людей я встречал, но с ними я не дрался, а здоровался за руку, улыбался им, как лучшим друзьям. Потому что я уже был воспитанным человеком. А в тот раз, когда дрался, я еще не был воспитанным человеком, меня тогда только еще воспитывали. На нашей улице все между собой передрались и выяснили, кто сильнее, а кто слабее. На мою долю выпал мальчик, худой и болезненный, с головой, неуверенно сидящей на тонкой шее, и длинным носом, свисавшим вниз, словно уже заранее признавая свое поражение . С кончика носа свисала маленькая прозрачная капелька, и мальчик шумно втягивал ее в нос, как втягивает проводник пассажира, повисшего на ступеньке, когда дан уже сигнал к отправлению. Но пассажир опять повисал, словно еще не со всеми там, на станции, попрощался, а мальчик снова и снова его втягивал, а потом резко провел под носом рукой, окончательно высаживая его из поезда ... Но тут, неизвестно откуда взявшись, пассажир снова повис... И туда, в это место , где уже развивались какие-то драматические события , я ткнул кулаком, и пассажир сразу покраснел и на ходу выпрыгнул из поезда , а за ним стали прыгать остальные, такие же красные, как и он. — Юшка пошла, — констатировал кто-то из судейской коллегии, и драка была приостановлена из-за явного неравенства сил. Я не запомнил, как звали этого мальчика. Тех, кого бьют, обычно не запоминают, — запоминают тех, которые бьют. Мне не хотелось его бить, просто такая сложилась ситуация. Потом сложилась другая ситуация, и мы с ним вместе гоняли в футбол , лазили по крышам и смотрели, как бьют кого-то третьего. И опять менялась ситуация, и снова кто-то кого-то бил, пусть не кулаками, а словами, по-взрослому, но это получалось еще больней. Когда взрослый бьет взрослого, это не всегда даже видно. Стоят и разговаривают. Сидят и разговаривают. И все же, если внимательно присмотреться, то увидишь, как маленькие красные человечки панически выпрыгивают на ходу, поезд идет, как и шел, но у них у каждого внутри катастрофа .Теги: Феликс Кривин // Притчи о жизни // драка // взрослые // разговор, беседа //

Мы, наверно, были ровесники, но я еще был ребенком, а он уже успел стать большим. У него была нелегкая жизнь , поэтому он стал большим, а я со своей легкой пока оставался маленьким. Жизнь верблюда засохла на нем ссадинами и комьями грязи и застыла печалью в его глазах. Он что-то жевал и жевал, словно боялся проглотить, зная, что больше жевать будет нечего. Он не обрадовался нашей встрече так, как обрадовался я. Видно, жизнь еще не научила его радоваться. А меня научила. Я стоял перед ним, дрожа от восторга, и говорил: — Ой ты мой верблюдик! Ой ты мой маленький! Он не был маленьким, и это было ему известно. — Красивенький мой! Он знал, что он не красивенький. И пока я говорил ему эти приятные слова , он равнодушно жевал, словно собирая там, во рту, достойные слова для ответа. Потом он их выплюнул. Конечно, жизнь не научила его хорошим манерам, но если плевать в глаза каждому, кто хвалит тебя в глаза ... Пусть несправедливо, но все же хвалит, а не ругает в глаза ... Больше я ничего не скажу. Чтоб не получилось, что в глаза я его хвалил, а за глаза говорю о нем разные гадости.Теги: Феликс Кривин // Притчи о жизни //

Мы жили на стадионе в десятом ряду, места были хорошие, хотя и не такие удобные, как в отдельной квартире. Стадион был перенаселен, о чем он мог лишь мечтать в свое футбольное время , но сейчас время было не футбольное, а военное. Уже три месяца шла война . Нас поселили на стадионе, потому что другого места для нас не нашлось. Нас было намного больше, чем в мирное время болельщиков. Мы не были болельщиками. Мы просто жили на стадионе. Нас было море . Огромное море людей, разноцветное поле, на котором особенно ярко цвели белые тюльпаны: это матери кормили своих детей. Когда стены не разделяют соседей, жизнь их оказывается простой и непринужденной, и ей нисколько не мешает присутствие окружающих. Здесь были все свои и даже, как близкие родственники , назывались все одинаково: эвакуированные. Отсюда, со стадиона, нам предстоял один путь — на санобработку, а после санобработки путей становилось великое множество: каждый мог ехать куда угодно. Куда был транспорт , а в транспорте было место , или места не было, но можно было ехать без места. Если, конечно, прошел санобработку. Санобработка, теперь уже забытый процесс , был одним из главных в жизни эвакуированного. (Через много лет, уже совсем в другом времени, восьмилетний мальчик будет рассказывать, что в школе проверяли, нет ли у них в голове мух. Нет , блох, — поправится он, услышав смех взрослых — тех, которые там, на стадионе, были детьми и знали, что такое санобработка). По соседству с нами толстая старуха вязала что-то очень большое, начатое, как видно, еще до войны, а может быть, и до революции. Вязание успокаивает, и его тогда требовалось очень много. Такие были времена. Над нами, в одиннадцатом ряду, жил глухой старик со своей внучкой, взрослой девочкой, может быть, из девятого класса. Девочка все время пыталась что-то сказать старику, но он слышал только младенца из пятого ряда. Этот младенец категорически игнорировал адресованную ему грудь и получал удовольствие лишь от собственного истеричного крика. Видя, что старик все равно не слышит девочку, с ней заговорил мальчик из двенадцатого ряда. Он был тоже взрослый, может быть, из девятого класса, и ему, конечно, хотелось поговорить с такой же, как и он, взрослой девочкой. Мы продолжали свою мирную жизнь в мирном городе Сталинграде. Сталинград еще не знал, что ему предстоит в недалеком будущем, он был как необстрелянный солдат, хотя было у него боевое прошлое . Но что было это его прошлое по сравнению с тем, что ему предстояло!Теги: Феликс Кривин // Притчи о жизни //

Я запомнил небо над Снигиревкой в обрамлении четырех стен, похожее на картину, на которой изображение все время меняется, а тема остается прежней: немецкие самолеты. Маленькая станция Снигиревка. Я даже не заметил, были ли там другие дома. Я запомнил всего один дом , вернее, развалины одного дома. И небо в развалинах. Когда смотришь на небо из развалин, кажется, что оно тоже в развалинах. Разрушено и перечеркнуто крестами вражеских самолетов. Я стою под стеной и смотрю на квадрат неба в развалинах. В одно и то же место дважды не попадают, поэтому при бомбежке лучше всего прятаться в развалинах. А если бомба промахнется? Если она , летя мимо, как ей положено, промахнется и вторично сюда попадет? Я теснее прижимаюсь к развалинам. Эти стены мне чужие, но я прижимаюсь к ним, как к родным. Больше, чем к родным: к родным стенам я так не прижимался. Когда в тебя попадают, не целясь, а, наоборот, промахиваясь, это не только больно, это унизительно. Целились в кого-то, а попали в тебя. Попали, даже не удостоив тебя вниманием. Сколько людей пострадало оттого, что в них попадали, промахнувшись в других. А может, и не было этих других, может, это сказано для смягчения удара. Промахи считаются извинительными. Может, и эту бомбу, которая меня уничтожит, тоже когда-нибудь извинят. Кресты бомбардировщиков проходят над вами, равнодушно сбрасывая свой груз. Кресты истребителей пикируют, расстреливая нас из пулеметов. Как будто с нами играют в крестики-нолики: они в небе крестики, а мы нолики на земле. Всякий раз, когда меня заставляют почувствовать себя ноликом на земле, я вспоминаю небо над Снигиревкой.Теги: Феликс Кривин // Притчи о жизни // небо //

Первое мое стихотворение было о победе Красной Армии над фашизмом. О неизбежной победе — в том случае, если фашисты нападут на нашу страну. Я переписал это стихотворение на бумажку и отнес воспитательнице в детский сад. Мне было шесть лет, но я всем говорил, что на самом деле мне девятнадцать. Я не мог допустить мысли , что живу на свете так мало лет. Это было время не только оптимистических надежд, но и разочарований. Как раз тогда я узнал, что наше Солнце погаснет через столько-то миллиардов лет. Я плакал так, как не плакал еще ни разу в жизни: я не ожидал такого скорого конца. Но об этом я все же не написал, а написал о победе Красной Армии над фашизмом. Воспитательница прочитала стихи и потребовала мою фотографию. Я очень живо себе представил: моя фотография висит на стене, а под ней стихотворение о победе Красной Армии над фашизмом. Все будут ходить и читать, а кто еще не умеет читать, будет смотреть на мою фотографию. У меня не было отдельной фотографии, и я отрезал себя от сестры , считая, что в дальнейшем сестра мне здесь не понадобится. На дороге славы наши с ней пути разошлись. В тот же день моя фотография красовалась на стене, но под ней не было стихотворения. Под ней стояла обидная подпись: «Гава» — что по-украински означает «ворона». То есть, разиня. Я знал за собой это качество , но не ожидал в нем упрека сейчас, когда сам принес эту фотографию... В то время я еще не знал слова «непедагогично», но чувствовал, что со мной поступили нехорошо. И я бросил писать стихи , поняв, что слава — это обман, что она жестоко оборачивается против человека . Снова я стал писать лишь во время войны, когда началась битва с фашизмом, о которой было написано в моем первом стихотворении. В наш город война пришла сразу, и я под выстрелами пробрался домой, чтоб унести во взрослую жизнь фотографии нашего детства. Этот альбом сохранился. Там, на фотографии, сестра прильнула к кому-то, кого рядом с ней больше нет , кто ушел за славой и не вернулся назад, как не возвращаются те, кто уходит за славой... А в остальном все осталось по-прежнему, и солнцу светить еще столько же — без каких-то сорока с лишним лет все те же столько-то миллиардов.Теги: Феликс Кривин // Притчи о жизни // слава //